— Исключительно тяжело. Вначале…
— Вначале чех пыжился, — довольно невежливо перебил своего начальника штаба ротмистр, — говорил, вы на кого, падлы, батон крошите, да мы вас с дерьмом сровняем. Когда же вы, Иван Петрович, пригрозили, что немедленно прервете диалог, а дискуссию продолжите бронепоездами и артиллерией, то Бируля сдулся, как проткнутое иголкой надутое изделие Кондома, и заявил, что не дело им проливать братскую кровь родственного народа.
— Совершенно верно, Константин Иванович, — подполковник смотрел удивленно, — хотя несколько… своеобразно изложено, но суть вы передали абсолютно верно. Хотелось бы знать, откуда вы знаете…
— А вы обстановку в вагоне посмотрите, Иван Петрович!
Подполковник внимательно осмотрелся, недоуменно пожал плечами и осторожно произнес:
— Обстановка как обстановка, так все чехи едут.
— Иван Петрович, вы, извините, но за деревьями леса не увидали. Это же типичные гопники, наезд сделали, прибарахлились и домой когти рвут. А тут их за руку поймали. Вот базар по понятиям и начинается — а ты кто такой?! А как в рыло получают, так сразу обороты снижают. А если разборкой серьезной запахнет или судом Линча, то паиньками становятся. Вы думали, что с офицером говорили, ан нет. С вами один из гопников базарил, рангом чуть повыше в своей кодле, ибо офицерам побольше барахла приходится.
— Боюсь даже представить, какие жизненные коллизии вы видели, если можете таким выразительным словом разговаривать. В Генеральном штабе этому нас не учили.
— К сожалению, в Генштабе многому полезному не учат. Набить голову информацией еще не значит стать настоящим командиром, умеющим, волевым. Куропаткин и прочие «моменты» ну очень знающие были, но ничего не умеющие, — Константин сразу же взъелся, ведь Степанов как бы сказал: мы, генштабисты, белая кость, а вы, без серебряного орла в венке, академического знака, дерьмо на палочке.
— Посмотрите, Иван Петрович, на войну с германцами — сплошь и рядом фронтами и армиями генштабисты командовали, и многие очень жидко обгаживались. Генштаб дает рывок для карьеры, но что взять с генерала, если тот только ротой для ценза командовал. И много ли стоит та армия, где офицер не справляется с ротой, а ему дают дивизию. И такие гробят солдат, гробят. Как угробили русскую армию, так в этом году угробили Сибирскую.
— Константин Иванович, — умоляюще сказал Степанов, — вы меня не так поняли…
— Чтобы стать настоящим генералом, надо не только академические кущи пройти, надо в строю постоянно вариться, солдата и офицера как облупленных знать, и все ступени прошагать — от взводного до дивизионного. Вот вы на меня смотрите — ротмистр на генеральскую должность влез, а понять не можете, что эту должность мне не по знакомству или списку старшинства подарили, я ее сам создал, своими руками, кровью своих солдат, что за мной пошли. И я своих солдат не отдам никому, я с ними до конца буду. Ибо любой нынешний генерал, что старый, что колчаковской «выпечки», их просто угробит. А нам сейчас хороших солдат терять нельзя. Нет у нас их, и взять негде. Их воспитывать приходится. Вот почему я ни одного штабиста к командованию пока не допущу — ибо вас всех самих готовить надо, долго, кропотливо. Выбить из головы эти пресловутые — «первая колонна марширует», «действия противника нами не предусмотрены», «бабы еще нарожают, а за лошадей золотом плачено»!
Ермаков вытер платком пот со лба, чуть дрожащей рукой взял папиросу, закурил. И вспомнил, отчего так вспылил. В 1992 году, когда Союз уже как полгода развалился, он, тогда еще молодой майор, окончил общевойсковую военную академию имени Фрунзе. Должность начальника штаба бригады скоро превратилась в каторгу — на ней нужно было не подразделения к реальной войне готовить, а деятельность командира вкупе с начтылом прикрывать, что активно взялись за «прихватизацию». Выступил супротив — ну и что?! Генералы с ними-то в доле. Вот и вышибли сразу пинком на периферию батальоном командовать, в родной десант возвратили…
— Прошу прощения, погорячился, — чуть пробурчал ротмистр, Степанов-то в чем виноват…
— Да нет, это я многое просто не понимал, — подполковник не стал вставать в позицию, заглушил в себе недовольство.
— Вы какие книги по военному делу читали за последний год? — Неожиданный вопрос Ермакова застал подполковника врасплох. Он надолго задумался, наконец, удивленно произнес:
— Уставы листал, было дело. Но больше ничего не читал.
— А хорошо выпивали сколько раз? Только честно.
— Раз двадцать, может, чуть больше. На фронте сильно не выпьешь, дел много, — после долгого раздумья ответил начальник штаба.
— А хотя бы обычную гимнастику по утрам делаете?
— С училища не делал, — тут же ответил Степанов и попросил, — но видел, что вы творить можете. И потому прошу хоть чему-то научить.
— Научу, только вначале вам нужно форму быстрее набрать, а потому каждое утро и вечер по десять минут выкраивать на обливание, закалка нужна, собственно разминка, можно бег, и интенсивная тренировка. Видели, как я делаю? Вот и хорошо — прямо сегодня и приступайте. Пример другим подадите хороший, и к годам выправка будет молодецкая. А то ходят с отвисшими брюхами, кобылы жеребые намного грациозней. Так и подмывает таким вопрос задать — как же ты можешь приказывать кому-то, если со своим телом и слабоволием справиться не можешь.
— Согласен с вами. Особенно когда вы говорите, что каждый офицер и солдат должен знать хотя бы азы рукопашного боя.