Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Страница 116


К оглавлению

116

— А атаман Семенов, значит, не легитимен…

— Абсолютно верно, хоть и говорили вы с сарказмом. Удержать в порядке территорию от Байкала до Тихого океана, а это добрая четверть, если не треть Российской империи, он не сможет, несмотря на все его дарования. К тому же уже сейчас очень многие считают его не более чем вульгарным самозванцем. Впрочем, такой же самозванец и адмирал Колчак.

— И вы в этом числе…

— Дерзите? — Ермаков широко улыбнулся. — Это хорошо. Вот только вы ошибаетесь. Чин у меня старый, императорского производства. А как только положение выправится, я с удовольствием скину с себя должность командующего действующей армией. Причем сибирских войск уже достаточно, до десяти тысяч бойцов, плюс корабли и бронепоезда. Думаю, через месяц это число более чем удвоится, и я еще не беру в расчет армию Каппеля и войска на Дальнем Востоке. Так что наша Сибирская императорская армия фикцией не является, это вполне боеспособный организм, в чем чехи уже убедились.

Скипетров только покачал головой, снова вытер кровь и с тоскою посмотрел на ротмистра.

— А вот вы, Леонид Николаевич, и есть самый натуральный самозванец. Генеральский чин от Семенова получили. Каково это чины от бывшего есаула получать?! Прямо шайка-лейка какая-то, друг другу чины щедро присваиваете. Каков был ваш чин в императорской армии?

— Подполковник, командир 170-го Молодеченского пехотного полка 43-й пехотной дивизии. Полковника получил при Керенском.

— Хороший чин, что ж его стыдиться. Почему-то все жаждут генералами стать, адмирал их прямо наплодил — на сотню солдат по генералу поставил. И атаман Семенов по этому порочному пути пошел. Сам чинами оброс, как барбос репейниками, и окружение его таково. Нет бы остановить, так сами в этом его поощряете — дай, батька, нам чинов повыше! Мы тебе осанну споем, а ежели прикажешь, то и спляшем. И что же? Начальник контрразведки мало того, что трус и мародер, так вы его на преступления толкаете тем, что на все творящиеся безобразия глаза прикрываете. Вам больно на такое смотреть. По принципу поступаете — он, конечно, сукин сын, но наш сукин сын. И какие же вы после этого вершители судеб всей России…

— Будто у вас таких нет, — тут же огрызнулся Скипетров.

— Есть, — охотно согласился Ермаков, но добавил: — Попрятались сейчас сволочи, затаились. Вчера три десятка расстреляли, а двух офицеров повесили. И еще полсотни в штрафную роту законопатили — рядовыми бойцами вину кровью искупать. Там сейчас даже бывший генерал есть и офицеров уйма. Но всего суток хватило, чтоб всех в чувство привести. А завтра ваших солдат в порядок приводить будем — перед строем Сипайлова повесим, а тех, кто меня тут допрашивал, в штрафную роту отправим.

— И меня? — изумленно спросил Скипетров, сжав окровавленный платок в руке. И тут же громко выкрикнул: — Да я в декабре семнадцатого года в Иркутске с юнкерами первым против красных пошел!

— И их же бросили, сбежали, свою шкуру спасая! Свидетелей тому уйма, я не поленился, многих опросил.

Константин размял папиросу, чиркнул спичкой и закурил, хладнокровно наблюдая, как сдулся Скипетров — против фактов переть трудно.

— Я могу вас отправить, согласно приказу военного министра, в штрафную роту, не доводя дело до суда. Если же вы желаете оспорить мой приказ, то вас ждет разбирательство в военно-полевом суде…

Договорить Ермаков не успел — в двери появился адъютант Пляскин, носивший со вчерашнего утра лычки младшего урядника.

— К вам командующий флотилией капитан первого ранга Смирнов.

— Заходите, Михаил Иванович! Рад вас видеть. И сразу задам вам вопрос — что полагается по артикулу тем офицерам, что оскорбляют командующего, грозят ему лишением живота и притом дерзко отказываются власть признавать? К тому прилагается еще обвинение в мародерстве и бессудных казнях для удовлетворения корыстолюбия!

— Расстрел на месте, без суда и следствия в военное время. А в последнем случае виселица, — моряк обменялся с Константином крепким рукопожатием и с интересом посмотрел на поникшего Скипетрова.

— Раз эта станция под вашей юрисдикцией, то прошу немедленно собрать военно-морской полевой суд для скорого рассмотрения дела генерала Скипетрова, подполковника Сипайлова и еще двух офицеров, чьи фамилии я пока не знаю, но они взяты под стражу — капитан и поручик. Отправьте офицеров к поручику Насонову, он уже ведет следствие.

— Есть, ваше превосходительство! Сейчас распоряжусь, — Смирнов вышел в коридор, а Константин повернулся к Скипетрову.

— Вы примете под командование вторую штрафную роту или под суд предпочитаете пойти?

— Лучше воевать… ваше превосходительство, — с трудом выдавил из себя Скипетров и встал.

— И прошу вас запомнить на будущее — если бы вы говорили вежливо и не оскорбили меня, считая, что вы в полной безнаказанности, то я бы не стал прибегать к жестким мерам. А так — пеняйте только на себя. И погоны снимите, штрафникам они не положены. Через три месяца, если рота храбро воевать будет, штраф с вас снимут и чин подполковника вернут. Убьют — жена получит пенсию по императорскому чину. Все, идите!

— Прошу только за поручика Паршина, ваше превосходительство. Он лишь комендант штабного вагона и к вашему… задержанию никакого отношения не имел. И еще прошу — штабс-капитана Мокшина направьте в штрафную роту, а не отдавайте под суд.

— С поручиком ясно! Но если капитан окажется виновным в мародерстве и бессудных казнях, то ничего сделать не смогу. Повесим другим в назидание, чтоб неповадно было. С женой попрощайтесь. Идите!

116