Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Страница 61

Молоко продал чеху казак, и вчера добытого лося за швейную машинку отдал — Осип Михалев полчаса ругался, пытаясь набавку выбить у хитрого каптенармуса. Только не вышло, у русских даже поговорка по этому поводу есть — нашла коса на камень. А в село не попрешься — не велено уходить.

Ох уж эти казаки — бородаты, усаты, на штанах у всех лампасы нашиты, в Сибири — красные, а здесь, на Ангаре и в Забайкалье, — желтые. И отнять у них трудно, поди тронь — у каждого винтовка и шашка в доме, под рукой завсегда, и другие казаки тотчас со всех сторон сбегутся. Нет, обижать казаков себе дороже, то и пан генерал в приказе особо отмечал.

Но казаки особняком, а вот русских в последнее время Иржи презирать стал — у них паровозы отбирают, а они сопли и слезы размазывают, причитают, хотя чуть ли не все стоят с винтовками. Умирать не хотят, драться за родную землю не желают, только жаждут подальше от войны уехать. В каждом русском эшелоне, что смешались с чешскими вдоль тысячеверстной железной дороги, чехи видели много русских офицеров, при золотых погонах. А это и вызывало презрение — одни дерутся насмерть с красными, а другие по тылам жировали, а при первом признаке опасности сразу же удрали. Прикажете чехам за таких трусов воевать? Увольте! Нас дома ждут!

Подойдя к станции, Иржи увидел подходящий со стороны Байкала эшелон — за паровозом тянулись десять теплушек, каждая из которых была украшена белыми полотнищами с красными кругами. Матка Боска! Косоглазые союзники пожаловали, что они тут забыли? Везде, твари, свой нос суют!

Прибытие японского эшелона не вызвало на станции каких-либо треволнений. «Орлик» мрачными глыбами своих бронированных вагонов нависал над японскими теплушками, грозными орудиями внушая почтение любому врагу и тем паче союзнику. А потому стояли только обычные часовые у носовой бронеплощадки и у тендера. Экипажа внутри почти не было — два-три солдата дежурной смены на бронеплощадках кутались в тулупы. Котел держали в часовой готовности, а потому сидеть в железных коробках было туго — сибирский мороз знал свое дело.

Команда бронепоезда гостила третий день в вагонах их состава — прекрасно оборудованных теплушках. В них прорезали по два окна на борт, поставили печку, удобные кровати — чехи ездили по четверо на вагон, только в теплушке Иржи было пятеро, плюс еще шестеро пассажирок и пассажиров.

У многих вагонов стояли женщины, то были или жены солдат, что женились на русских красавицах, но в большинстве своем полевые подруги, которые скрашивали их немудреный солдатский быт до дальнего города Владивостока. И им хорошо — в безопасности до тихого места доедут, и нам — тут Иржи плотоядно ощерился в усы, как хорошо погулявший мартовский кот — очень даже неплохо.

Чистые бабенки, господские, кожа нежная, беленькая, тронуть приятно. И блох от них не поймаешь, или дурную болезнь какую, к мужьям своим едут, с дитями зачастую. А вон и его Мария стоит — паренька своего на прогулку вывела, по голове гладит, рассказывает, поди, что дядя Иржи добрый, к тете их в Харбин везет.

А малец-то смекает уже, что он с его матушкой по ночам вытворяет, совершенно не стесняясь попутчиков, солдат и женщин. А чего стесняться-то — люди взрослые, понимают, что даром ничего не дается, и тем же заняты. Да и зачем время даром терять…

А японцы тем временем из вагонов высыпали — немного, полсотни едва наберется. Иржи чуть глянул на них без всякой опаски — чехов вдвое больше на станции. Да и вооружены у косоглазых меньше половины солдат — вдоль вагонов стоят, не шелохнутся, застыли намертво на ветру, только примкнутые кинжальные штыки лезвиями сверкают.

Колер чуть поморщился — дисциплина у них смертный ужас, чуть что — головы рубят. А вот и два самурая чинно к станции идут, за мечи свои поганые вцепились крепко, не отнимешь. Поручику Навотны отвесили поклоны, как по их этике положено, потом о чем-то переговорили, судя по всему — о связи, раз поручик показал им на будку телеграфиста.

Из предпоследнего вагона вылезла еще пара узкоглазых, и резво пошли в сторону паровоза — вот только три первых японских вагона от Иржи закрывала серая громада бронепоезда. Шагали с какими-то тряпками в руках — без оружия же ведь, мало ли что у них в первом вагоне, может быть, кумирня или какая-нибудь другая молельня. В этом Иржи путался, буддисты японцы или еще кто…

Колер остановился, повернул голову на восток, стал прислушиваться — ему показалось, что с Байкала к станции идет еще один эшелон. Плохо будет, если это русские. Сегодня утром был получен приказ пана генерала. Так чехи называли Сырового, ибо у них был один настоящий генерал, в отличие от русских, у которых было великое множество всяких разных начальников — иной раз казалось, что на сотню солдат приходится чуть ли не с полсотни офицеров с генералом во главе.

Так вот, пан генерал настрого приказал заворачивать обратно всех русских. Если будет нужно, то без размышлений применять силу, для чего выслал на станцию бронепоезд и приказал остановить их эшелон в помощь. Всех русских, и особо — семеновцев, бронепоезда которых уже добрались до Порта Байкал. Впрочем, бронепоезд громко сказано — углярку со стенками из шпал никак бронепоездом не назовешь…

Беда в другом — пан генерал настрого приказал, что если с русскими будут японцы, то на конфликт не идти и силой не угрожать. И тут, как назло, узкоглазые прибыли. Но есть надежда, что приближающийся эшелон тоже японский, в Порт их два прибыло…

Иржи потер глаза рукавицей, ему показалось, что из-за поворота выползла бело-серая, в трещинах и изломах, длинная скала. Но в ту же секунду солдат сообразил, что это хорошо разрисованный вагон, и с ужасом осознал, что из торца вагона торчит орудийный ствол. Следом за вагоном показался закамуфлированный паровоз, испускающий черный дым из трубы…