Иржи перевел взгляд на вокзал — он был уже полностью захвачен русскими десантниками, которые перебежками, при поддержке многочисленных пулеметов, готовились забираться на хребет и закончить тем самым уничтожение чешских солдат. Дело запахло совсем худо, и Колер решил, что пора «смазывать пятки», ведь так говорят эти проклятые русские изменники в трудных для них ситуациях…
— Всем отходить на гору к Иркуту, затем спускаться вниз! — зычный голос прозвучал совсем рядом, и капрал повернулся.
За ним стоял генерал Сыровы. Но, Боже, в каком истерзанном виде! Шинель была разорвана и закопчена, от нее продолжали отлетать в стороны искры. Шапки на командующем не было, так же как и знаменитой черной повязки на слепом глазу — но Иржи казалось, что своим бельмом генерал видит больше, чем любой зрячий чех.
— Банзай! Тенно хейко банзай! — слитный знакомый рев ускорил отступление чехов, кое-где они просто обратились в бегство. Это не русские, и если самураев прибыло много, то связываться с ними себе дороже, тем более что за ними стоит артиллерия бронепоездов. И Иржи бросился бежать, спасая свою жизнь в очередной раз…
— А братушки нас явно не ждут, Петр Игнатьевич. Удачлив наш ротмистр, новый Суворов, право слово, пал им на голову, как снег, — лейтенант Миллер возбужденно притопнул ногой по железной палубе.
Глазковское предместье гремело от взрывов, вспышки опоясали всю привокзальную гору, за рощей Звездочкой разгорались пожары. Нападение бронепоездов Арчегова было полностью внезапным, вряд ли чехи смогут сейчас организовать сопротивление.
Но и отвлекаться на обозрение сухопутной баталии старший лейтенант Тирбах не мог — стеньговые флаги, что означает готовность к бою, были подняты на всех русских кораблях небольшой эскадры. Вот только противника Петр Игнатьевич пока не наблюдал…
«Кругобайкалец» шел во главе отряда, расталкивая носом плавающие льдины, к нему присоединилась «Волна». А «Михаил» под вымпелом командующего флотилией шел далеко позади — машина на нем основательно сдала после долгого ледового перехода.
— Петр Игнатьевич, а вот и чешский пароход, вон там, у монастыря крутится, — Миллер протянул вперед руку, и Тирбах немедленно прижал бинокль к глазам.
Крякнул завистливо — хорошие у немца глаза, в темноте видит как кошка, а он сам разглядел только смутный силуэт у высокого берега, да и то через прекрасную цейсовскую оптику.
— Баковое! По понтону огонь! — крик лейтенанта ударил по ушам, и Петр поглядел вправо — у сорванного понтона на берегу Ангары шустро копошились какие-то тени, и только сейчас, к своему ужасу, Тирбах разглядел, что это солдаты, и они занимаются препакостным делом — разворачивают в сторону кораблей трехдюймовую полевую пушку.
С «Волны» судорожно залаяли пулеметы — кондуктор Павленко дело знал туго, а потому сразу же обстрелял прислугу. В ответ затарахтел чешский пулемет, но расчет взял слишком высокий прицел — пули дырявили скосы жестяной рубки, на головы посыпались раскаленные брызги свинца, шелуха от краски забивала глаза.
Корпус ледокола тряхануло — расчет горной трехдюймовки начал обстрел чешской пушки. Второй снаряд смел прислугу, а третий подкинул полевое орудие. Оторванное колесо сорванным осенним листом закружилось в воздухе и рухнуло сверху на искалеченный лафет. Тирбах облегченно вздохнул — главная опасность была умело уничтожена.
— Молодцы немцы, к Георгиям нужно представлять, — пробурчал Петр, и тут правую щеку обожгло, он ладонью машинально за нее схватился, пальцы тут же окрасились кровью.
— Прижмите к щеке вот это, Петр Игнатьевич, вас пулею зацепило, — Миллер сунул белоснежный платок и заорал сквозь разбитое окно: — Беглый огонь по вагонам! Пулеметам — по пехоте!
— Благодарю, Владимир Оттович, — Тирбах прижал ткань к глубокой царапине и всмотрелся в темноту. — Чуть дальше у второй баржи два парохода пришвартованы. Надо десант высадить!
— Есть, господин лейтенант, — машинально ответил Миллер и приказал рулевому: — Правь туда, на первую баржу! Не дай бог этим колесным лоханкам корпуса сомнем. Самый малый!
«Кругобайкалец» резко снизил ход и, спустя несколько минут, плавно навалился на баржу. На импровизированный причал тут же спрыгнули морские пехотинцы с ручным пулеметом, за ними последовали и матросы с мичманом Иконниковым во главе. А ледокол через минуту отвалил от баржи и направился в погоню за третьим пароходом, что отчаянно задымил трубой и стал уходить вниз по Ангаре.
— Далеко не уйдет, ваше благородие. Через пяток верст лед стоит крепкий, его даже наш ледокол не взломает. Догоним, плыть ему некуда, — рулевой небрежно ответил на невысказанный вопрос Тирбаха.
Глаза старого речника пристально смотрели на темную гладь Ангары — каким-то нюхом он знал все неглубокие места и время от времени менял курс, маневрировал. К удивлению Тирбаха, удиравший от них пароход они догнали быстро, тот едва прочапал до середины Знаменского.
— Дай ему под скулу, пусть на якорь становится, — бросил короткий приказ Петр.
Оглянулся, прижав бинокль к глазам. К барже пришвартовался буксир, с него прыгали матросы. Пароходы уже занимались десантниками, было хорошо видно, как моряки устанавливают на корме пулеметы.
Громыхнуло баковое орудие, и под самым носом парохода, на борту которого уже можно было прочитать название — «Бурят», взлетел высокий белый бурун, обдав ледяной водой палубу. И тут же снаряд кормовой пушки влепился в надстройку, оставив в ней маленькую аккуратную дырочку. Это было последнее предупреждение, и на «Буряте» осознали, что следующими будут уже не болванки, а нормальные фугасы.