— Я же говорил вам вечером, пан генерал, что дело нечисто, — взорвался Богдан Павлу. — Фукуда держал нейтралитет и не помогал русским, пока вы не подошли с отрядом и не дали приказ атаковать японцев!
— Пся крев! — громко выругался Сыровы. — Я же собственными ушами слышал, что эти твари орали в Глазково свой банзай! Да и этот капрал, что сбежал из Михалево, клятвенно утверждал, что «Орлик» захватили именно японцы. Надо его еще раз хорошо допросить…
— Он в лазарете, — тихо произнес начальник контрразведки, — плечо разрублено шашкой. Казаки под Максимовщиной наш арьергард потрепали. И потому расспрашивать его нельзя, пусть поправится.
— Мистификация русскими проделана отлично, — вмешался полковник Крейчий, — этот Арчегов продувная бестия, а не офицер. Он нарушил все законы войны и должен быть наказан за это!
— Не думаю, что нам это удалось бы, — хмуро ответил Зайчек, — у него в руках грозная сила, справиться с которой мы уже не сможем…
— Да что вы говорите! — взорвался Сыровы. — Какая сила, это же русские! Им удалось это предательское нападение ночью! Подлое! Мы завтра же атакуем их всеми силами, и они побегут, как драпают сейчас по всей Сибири их армии и корпуса от двух дивизий красных!
— Уже вряд ли, — Зайчек засверкал глазами, — я видел пять лет назад бешеные атаки сибирских стрелков, которые ломили всех на своем пути — и немцев, и австрийцев, и венгров. И завтра нас встретит эта пехота, пан генерал, уверяю вас. Арчегов провел децимацию во всех частях, что перешли на сторону Политцентра. Понимаете — децимацию! Кто из русских генералов решался на это?! Расстреляны все солдаты и офицеры, кто примкнул к эсерам и большевикам. Больше ста человек казнили, причем расстреливали их сами бывшие мятежники. Из ненадежных солдат спешно формируют при каждом из стрелковых батальонов по одной штрафной роте — а сзади их поставят пулеметы, и если хоть один побежит, то покосят всех!!!
Вспышка Зайчека ошеломила присутствующих, все знали начальника контрразведки сдержанным и уверенным офицером. Но такое его поведение говорило о том, что положение крайне серьезное, раз он не сдержал себя. И Сыровы первым понял это и потому тихо сказал:
— Приношу свои извинения, полковник. Прошу вас, продолжайте.
— Прежние части сейчас переформируют в номерные Сибирские стрелковые батальоны, числом в четыре, по 700 солдат и офицеров в каждом. В них влили для укрепления инструкторов, по роте на батальон. И пулеметами вооружают каждую роту! Кроме того, при батальонах команды конных разведчиков и легкой артиллерии — по два миномета и мелкокалиберная или горная пушка. Это точно, штатное расписание было в сумке поручика. На такой же штат переводят егерский батальон, а отряд особого назначения во 2-й егерский батальон. Итого против нас завтра, вернее — сегодня, они смогут выставить шесть полнокровных батальонов. По семьсот штыков в каждом!
Все присутствующие переглянулись. Полковник явно недоговаривал, и в этом было самое страшное…
— В русских частях идет бешеная агитация, политцентровцы объявлены вне закона как предатели. Наши войска называются насильниками и убийцами, хотящими вывезти тысячи вагонов русского добра. Сибирское правительство даже мобилизацию не объявляет — крестьяне сами начали стекаться десятками, а завтра их будут сотни, если не тысячи. Кстати, нашу «интендантуру», захваченную в Глазково, уже вечером стали раздавать населению, говоря при этом, что все это отнято от чешских грабителей, — полковник криво улыбнулся и обвел взглядом всех присутствующих.
— Нужно немедленно протестовать! — не выдержал напряжения доктор Гирс. — Надо обратиться к Совету послов и потребовать, чтобы это самозваное правительство прекратило травлю наших легионеров!
— Хм, и что они могут сделать? — недовольно буркнул полковник Крейчий. — У них нет силы, чтобы воздействовать на русских. Самим бы живыми остаться… А японцы ни нам, ни им не помогут, особенно после вечернего… недоразумения, скажем так.
— Нужно немедленно атаковать всеми силами, не дожидаясь подкреплений из Черемхово. Иначе русские разгрузят склады и выставят против нас через два дня не шесть батальонов, а шесть полков. Офицеров у них много, костяк армии есть, вольют тысячи добровольцев, и вот тогда мы с ними никак не справимся. Никак! — начальник штаба 2-й дивизии подполковник Бируля громко повторил последнее слово, и будто электрический разряд пробил чехов. Все сразу зашевелились…
— Я за немедленную атаку! — первым высказал свое мнение полковник Крейчий. — Им нельзя давать времени, промедление приведет к катастрофе! Нужно разоружить литерные эшелоны, арестовать Колчака, который, я уверен, отдал приказ Арчегову. И взять под свою охрану золото — это произведет на них должное впечатление!
— А что даст атака, господа? — Богдан Павлу заговорил тихим, но властным голосом. — Я уверен, что Батарейную наши солдаты вернут и не позволят русским воспользоваться военными складами. Может быть, даже захватят Иннокентьевскую, хотя японцы окажут ожесточенное сопротивление. Но там послы, союзные миссии. И если мы вчера не допустили боя, то теперь сами подвергнем их жизни опасности. А это, знаете ли, чревато осложнениями. И не забывайте — за Байкалом японские войска, и прежде чем атаковать, надо заключить с японцами соглашение…
— Господа! — доктор Гирс заговорил крайне взволнованным голосом, чуть заикаясь от возбуждения. — Мы не можем воевать с Сибирским правительством. Война погубит корпус — нас за Байкал не пропустят. Даже если мы возьмем Глазково, они взорвут туннели. И тогда придется либо умирать, либо сдаваться красным!